Анапа. Два года  меня поочередно возили на море родители и бабушка Тоня. Они терпеливо вытаскивали меня с того света, куда я, по словам врачей, должен был неминуемо попасть , если что-нибудь не предпринять. Я кашлял днем, ночью, кашлял, когда спал и когда ел, кашлял не переставая, пока не посинею. Ночами мама и отец по очереди часами носили меня на руках. Каждый вечер в большое цинковое ведро наливали горячую воду и разводили горчицу. Я сидел, укутанный в одеяло, опустив ноги в ведро, по лицу текли ручьи пота, а мама все подливала из чайника горячей воды. В больнице, куда меня положили, для того чтобы вырезать гланды, случилась дизентерия и меня выписали досрочно. Карантин. Отец работал, не разгибаясь, в надежде пополнить наш куцый бюджет. В это время пошли первые заказы на иллюстрацию книг. Юрий Георгиевич сидел ночами и рисовал. Курил на общей кухне одну за другой папиросы, пил густой чай и рисовал до потери сознания, до полного отупения. Утром с больной головой уходил на работу. Когда меня выписали из больницы, и отец повел гулять на «Круг», там где у Останкинского пруда поворачивали трамваи, первое, что я его попросил, когда мы дошли до аптеки у парка имени Дзержинского - купить  «Гематоген».  Он удивленно поднял брови. В больнице, где меня готовили, к операции, кормили скудно и сладкий гематоген был вместо шоколада. (По одному кусочку от плитки, мне прописал врач). Там же, на трамвайном кругу стояла парикмахерская, куда мы ходили с  отцом. По окончанию стрижки он поднимал меня перед удивительным автоматом с маленьким зеркалом , бросал 10 копеек и меня с ног до головы "освежала" струя зеленого шипра. Матушка всегда ворчала; "Не ребенок, а какой-то магазин дешевой парфюмерии..." Помню названия 2-х стрижек "под полубокс" и "под скобочку". Меня родители всегда стригли "под скобочку". Как-то попытались на лето подстричь "наголо", но голову искусали комары и я ее без конца расчесывал А еще дразнились мальчишки: "Лысый, сходи пописай!" После таких стихов я категорически отказывался стричься под ноль и орал, как резаный. Отец научил меня достойно отвечать на обидную детскую дразнилку. И на следующий день я кричал соседскому мальчишке, упиваясь собственным остроумием: "Лохматый, сходи покакай!"

 

-Мама, а почему море называют Черным?

-Когда начинается шторм, оно чернеет от гнева сынок!

-А разве море человек, чтобы сердиться?

-Оно живое. Посмотри, как оно светится огоньками пароходов поздно вечером, как замирает перед дождем, а потом вздыхает полной грудью.

Фантазерка! Наверное, от нее я и заразился несбыточными мечтами.

Я так долго останавливаюсь на Анапе, потому, что, казалось, еще чуть-чуть и все наши неудачи, болезни уйдут в сторону, и заживем мы дружно и весело.

В один прекрасный день на смену матушке приехала бабушка Тоня и привезла мне подарок от отца – книжку-раскладушку, которую он придумал, написал и нарисовал не для всех детей, а только для меня одного. Я с удивлением крутил ее в руках, просил бабушку прочитать еще разок и  постоянно таскал с собой. Эту книжку-письмо я и предлагаю вашему вниманию.

Из Анапы я привез маленькую пластмассовую фигурку доктора Пилюлькина (в это время все дети с интересом смотрели мультфильм "Приключения Незнайки"). Отец со смехом рассматривал неказистого, топорно выполненного человечка.

-А знаешь, Андрейка, отдай мне его, это будет мой талисман! На счастье!-

Так Пилюлькин перекочевал к отцу. Года за два до смерти он принес мне фигурку назад. -Возвращаю, с благодарностью! Он меня часто выручал. Боюсь потеряю!-

Когда мы вернулись в Москву, отец прислал из Улан-Удэ открытку. На куске ватмана он сделал из перышка рисунок-аппликацию - летящую над камышами утку.

Отец вернулся из отпуска загорелый, обветренный,  веселый - с подарками. Привез коробку с кедровыми шишками. Настоящую копченую утку, омуль, (который он к моему удивлению поедал целиком с кожей, выплевывая только кости) и странные кусочки смолы под названием "сера"  (смола лиственницы, которую жевало все население Улан-Удэ).  Отец как-то по-особенному раздувал из нее пузыри и щелкал ими на всю комнату.

-Попробуй, сына!- учил он меня.

- Фу, какая гадость!  Наверняка покупал на рынке?! Неизвестно кто брал ее в руки, как делали! И суешь эту  зараженную бациллами мерзость в рот ребенку!-

-Ничо! Это - полезно!- смеялся отец, щелкая очередной пузырь..

На этом я оставляю родителей и перехожу к книжке-письму...

Для перехода на следующую страницу нажмите стрелку назад или вперед